«Институт Репутации» в российской оппозиции

«Готтентотская» избирательность

В любой здоровой политической среде «институт репутации» — это механизм подотчетности. Он основан на простом принципе: твои слова и дела имеют последствия, которые определяют уровень доверия к тебе со стороны общества. Это система сдержек и противовесов, которая, подобно иммунитету, отторгает неэтичных, лживых и некомпетентных акторов, не позволяя им надолго задерживаться в публичном поле. Но в российской оппозиции этот механизм мутировал в свою противоположность: он стал не иммунитетом, а аутоиммунным заболеванием, которое сжирает здоровые клетки, защищая при этом раковые опухоли.

На его месте вырос карательный инструмент, чья главная функция — не установление истины, а сохранение монополии на власть, ресурсы и нарратив одной группой, которую я буду мило называть «тусовочкой». Эта машина работает путем систематического подавления и уничтожения любых конкурентов. Это не просто ссоры. Это — отлаженная бизнес-модель по удержанию монополии на ресурсы: внимание, легитимность и деньги. И «институт репутации» — ее главный силовой инструмент. Чтобы понять, как она работает, необходимо вскрыть ее фундаментальный принцип — абсолютную избирательность.

Это золотое правило гласит: принципы существуют только для «чужих». Для «своих» существует презумпция невиновности, круговая порука и право на оглушительное молчание. Самым наглядным примером этого является зеркальное сравнение двух кейсов: атаки на бизнес жены Максима Каца, Екатерины Патюлиной, и покрыванию юридической и коммерческой инфраструктуры самой «тусовочки».

Атака на «чужих»

«Расследование» ФБК, посвященное рекламному агентству Екатерины Патюлиной, является примером производства компромата из воздуха, основанного на манипуляциях, подмене понятий и откровенной лжи. Это была не расследовательская или журналистская работа, а операция по созданию уязвимости и нанесению максимального репутационного удара по политическому конкуренту, который уязвил ФБК, через его семью.

Первой и главной манипуляцией стало обвинение в личном обогащении. Жданов многократно повторил тезис о 90 миллионах рублей, якобы полученных Патюлиной в личное пользование. Инфографика и уверенный тон должны были, видимо, создать у зрителя образ коррупционной схемы, сопоставимой с теми, в которых фонд обвиняет российских чиновников. На деле это была грубая ложь. Любой человек, знакомый с работой рекламного бизнеса, понимает, что 90 миллионов — это оборот агентства, а не чистая прибыль. Это бюджет, который клиент выделяет на кампанию, из которого агентство выплачивает гонорары блогерам и подрядчикам, оставляя себе комиссию. Таким образом, реальная прибыль за несколько лет работы составляла порядка 9-12 миллионов рублей — вполне стандартный показатель для легального малого бизнеса, явно не признак сказочного обогащения. Но цель была достигнута: у неискушенного зрителя в голове осталась цифра «90 миллионов».

Второй инструмент — так называемая «машина времени». ФБК обвинил агентство Патюлиной в работе на государственную пропаганду, в частности, в поддержке роликов «СВОи» на платформе «ВКонтакте». Однако это обвинение строилось на абсурдной логике. Претензии предъявлялись за контент, который появился на площадке спустя более чем полгода после того, как рекламный контракт агентства с VK был завершен. Это все равно что обвинять строительную компанию, построившую дом в 2010 году, в преступлениях, которые совершил новый жилец этого дома в 2020-м. Цель этой манипуляции — создать прямую, хоть и ложную, связь между семьей Каца и поддержкой СВО.

Третьим элементом атаки стало обвинение в «переманивании» блогеров на прогосударственную платформу. И снова — обвинение не выдерживает проверки реальностью. Ни один из крупных блогеров, работавших с агентством Патюлиной, не перешел эксклюзивно в VK. Они выполнили условия рекламного контракта, получили деньги от VK (тем самым забрав их из кармана прогосударственной структуры, которая могла бы потратить их на что-то худшее) и продолжили работать на своих основных площадках — YouTube и других. Стратегия «ВКонтакте» по переманиванию аудитории провалилась. Но для ФБК это было неважно. Важно было создать образ предательства интересов свободной интернет-аудитории. Кстати, группу в страшном «Вконтакте», ФБК ни одну так и не закрыли. Там до сих пор висят призывы вступать в подпольные штабы экстремистской организации.

Но самое важное в этой истории — это не столько сами обвинения, сколько их происхождение. Пасквиль ФБК вышел после того, как Максим Кац опубликовал фильм о связях фонда с банкирами Александром Железняком и Сергеем Леонтьевым, и одновременно с тем, как те в суде Лихтенштейна разыгрывали бумажное цирковое представление. И, как стало известно позже из публичных заявлений Каца за полгода до этого Патюлиной угрожали, что если тот продолжит копать, они «ударят по бизнесу». Таким образом, расследование ФБК выглядит как исполнение прямой угрозы фигуранта расследования. «Тусовочка» выступила в роли инструмента для сведения счетов, что превращает их атаку из политической критики в акт, имеющий признаки криминальной разборки.

Защита «своих»

В то же самое время, когда «тусовочка» с праведным гневом реализовывала угрозы Железняка, в ее собственном окружении зародилась целая экосистема, построенная на непрозрачных связях и вопиющих конфликтах интересов.

В центре этой экосистемы находится проект по продаже VPN, реализованный Михаилом Климаревым и Леонидом Волковым под эгидой их «Общества защиты интернета». Этот VPN продают в основном лояльные ФБК медиа и блогеры (включая Майкла Наки, который был одним из первых клиентов бизнес-модели), которые, не раскрывая конфликта интересов, представляют продукт как «свой» и получают доход от его распространения от Волкова. Например, Наки в своем посте утверждал: «Он буквально мой. Поэтому и отвечать за него буду я». Позже, под давлением фактов, Волков был вынужден признать в комментариях, что это не так: «Продукт — это nVPN. Платформа — VPNGenerator».

Юридическую поддержку этого «продукта» Майкла Наки оказывает адвокат Дмитрий Дубограев. Ранее он также обслуживал лоббистскую (ныне закрытую) НКО «Anti-Corruption Foundation USA».

Выбор именно этого юриста в контексте недавней истории о многом говорит. Ведь Дубограев был очень хорошо знаком с Сергеем Леонтеьвым, а так же частично интегрирован в его бизнес. И он не просто представлял его интересы в судах: именно на Дубограева были зарегистрированы товарные знаки пейнтбольнгого клуба Леонтьева, сын Дубограева напрямую участвует в «Life Factoring», созданной под Леонтеьва в США. Интересы Леонтьева, к слову, также представляла фирма «Kobre & Kim», которая лоббирует снятие санкций с Романа Абрамовича.

Сам Леонтьев является близким другом и постоянным бизнес-партнером Александра Железняка, от мести которого шла медийная попытка уничтонижить бизнес Патюлиной, осуществить публичный донос о списке сотрудников, которые якобы работают на иноагента Каца, да и дискредитировать его.

В защиту Леонтьева и Железняка пускали все медийные инструменты. Например, соратник Волкова Сергей Бойко (который также входит в ОЗИ) на канале «Популярная Политика» рассказывал лживую историю о том, что Алекснадр Железняк был якобы единственным, кто «открыл карточку Навальному». Это, видимо, была очень косноязычная отсылка к провальному проекту «Navalny Card», который так и не был реализован по коммерческим и техническим, а не политическим причинам, но который Леонтьев и Железняк активно используют в западных судах как доказательство своей «оппозиционности». А главным юридическим «доказательством» этого стал аффидевит Владимира Ашуркова от 2017 года, где вся история была вывернута наизнанку, чтобы создать нужный образ. Или Гуриев, который обвинял всех, кто интересуется Железняком - работающими на СВР. Да и сама статья про «Ледоруб» в «The Insider»…

Я отвлекся. Дмитрий Дубограев является представителем американской компании Oxygen Forensics. Эта компания — разработчик и поставщик программного обеспечения «Мобильный криминалист», которое, согласно данным с сайта госзакупок и многочисленным расследованиям, является одним из ключевых инструментов в арсенале ФСБ и СК РФ. Этим софтом вскрывают телефоны оппозиционеров, активистов и журналистов — той самой аудитории, которой «тусовочка» продает свой VPN якобы для защиты от того самого ФСБ.

Даже с беларусской оппозицией он связан, но, к сожалению, не самым лучшим образом.

На фоне этой многоуровневой системы круговой поруки, где коммерческие интересы переплетаются с защитой сомнительных банкиров и юридическими связями с поставщиками шпионского софта для ФСБ, атака на легальный рекламный бизнес жены оппонента, да еще и после прямых угроз от сомнительного банкира, выглядит верхом цинизма.

«Чума на оба ваши дома!»

Когда обычный человек, сочувствующий оппозиции, наблюдает за этим парадом лицемерия, он не спешит разбираться в деталях. Он не лезет в американские корпоративные реестры и не читает многостраничные уставы партий. Он видит другое: грязь, крики, взаимные обвинения и бесконечный конфликт. И его естественной реакцией становится отвращение.

Именно здесь возникает феномен «чумы на оба ваши дома». Сторонний наблюдатель, устав от токсичности, равнозначно размазывает негатив на всех участников конфликта, независимо от их реального вклада. Ему уже не важно, кто первый начал, а кто привел более весомые доказательства. Все хороши.

Это не признак глупости наблюдателя. Это — результат работы нескольких мощных психологических механизмов.

Во-первых, это когнитивная легкость. Гораздо проще и менее энергозатратно прийти к выводу «все они одинаковые», чем пытаться распутать сложный клубок из фактов, полуправды и откровенной лжи. Мозг инстинктивно выбирает путь наименьшего сопротивления.

Во-вторых, это отвращение к конфликту. Постоянное наблюдение за агрессией и враждебностью вызывает эмоциональное выгорание и апатию. Самый простой способ избавиться от этого дискомфорта — обесценить сам предмет спора и всех его участников. Это психологическая самозащита от негатива.

В-третьих, это ложная эквивалентность. Когда обе стороны используют агрессивную риторику, стороннему наблюдателю кажется, что их вклад в конфликт равнозначен, даже если одна сторона оперирует фактами, а другая — манипуляциями. Форма (агрессивный спор) становится важнее содержания (фактической правоты).

В этом и заключается трагический парадокс и, одновременно, тактический успех «тусовочки». Даже проигрывая по фактам, они выигрывают стратегически. Их главная цель — не доказать свою правоту, а затащить оппонента в грязь и так долго в ней возиться, чтобы сторонний наблюдатель перестал видеть разницу. Они успешно дискредитируют не только своего врага, но и саму идею политической дискуссии, превращая ее в отвратительное зрелище.

Контроль над правдой

Когда система двойных стандартов дает сбой, и неудобные факты все равно прорываются наружу, псевдоинститут репутации переходит ко второму, более сложному этапу обороны. Его задача — любой ценой удержать контроль над нарративом, над тем, что именно аудитория будет считать правдой. Если вы не можете выиграть спор по существу, вы должны сделать так, чтобы этот спор либо не состоялся, либо прошел по вашим правилам, на вашей территории и с заранее назначенным виновным. Для этого используются три ключевых инструмента: управляемое распространение информации, критическая дискредитация неудобной правды и агрессивное подавление любого альтернативного мнения.

Гейткипинг

Самым наглядным доказательством существования медийного картеля, обслуживающего интересы «тусовочки», является сравнение реакции «независимых» СМИ на два резонансных расследования: «Тайна громкого покушения» от ФБК и «Казначей» от Максима Каца.

Когда ФБК выпускает свой фильм, процесс напоминает слаженную информационную операцию. Десятки крупнейших оппозиционных медиа — «Медуза», «Дождь», «Медиазона», «Настоящее Время» и многие другие — почти мгновенно публикуют заготовки примерно одного содержания: «Вышло новое расследование ФБК, пост обновляется». Им даже не обязательно смотреть его заранее. Они будто получают команду на публикацию и действуют как лояльная дистрибьюторская сеть, обеспечивая максимальный охват в первые же минуты после релиза. Это стандартная практика работы с дружественным медиа-пулом.

Но когда свое расследование, критикующее ФБК, выпускает Максим Кац, правила игры мгновенно меняются. Предложение предоставить материал заранее, по эмбарго, отвергается. Вместо «зеленого света» материал встречает стену притворного критического анализа. Начинается процесс, который можно описать как «доебывались до мышей». Фокус намеренно смещается с сути обвинений — связи ФБК с сомнительными банкирами — на незначительные детали, второстепенные вопросы и формальные придирки. Они ищут не истину, а повод, чтобы объявить весь материал «некачественным» и «недоказанным».

Вершиной этого цинизма является расхождение между публичной позицией и частными оценками. По свидетельствам, профессиональные журналисты признавали, что расследование Каца — это одна из лучших журналистских работ последнего времени, по уровню проработки, сбора доказательств и факт-чека превосходящая все, что когда-либо делал ФБК. Но публично такого вы никогда не услышите. Это будет обозвано как угодно: «пасквилем», «очередной нападкой» на ФБК, «расследованием в реплаях».

В итоге у читателя «независимых» СМИ формируется строго определенная, выгодная для «тусовочки» картина: «Да, воровство у банкиров, вроде бы, было, но всей правды мы не знаем. Политическая крыша от ФБК не доказана. А сам Кац сделал это только для того, чтобы напасть на мертвого Навального и откусить аудиторию у его фонда». Это и есть конечная цель этой медийной стратегии. Не опровергнуть обвинения по существу, а размыть их, утопить в сомнениях и, что самое главное, дискредитировать мотивы самого расследователя. Правда становится неважной. Важным становится лишь то, что «Кац — плохой». Работает это, в прочем, на любого персонажа, который подвергся отмене от «тусовки».

Признание (но есть нюанс)

Когда и этот фильтр не срабатывает, и качество работы становится невозможно отрицать, в дело вступает последняя, самая циничная линия обороны — институциональное признание вторичных материалов без болезненных деталей. Так называемое «ну нельзя же признать правоту Каца!»

Расследование Максима Каца было номинировано на премию «Редколлегия», что само по себе стало признанием аудиторией его качества. Но это же и вызвало ожесточенный публичный конфликт со стороны ФБК и их сторонников. В итоге премия досталась не Кацу, а материалу издания «The Bell». И здесь вскрывается вся глубина трагедии.

Дело в том, что «The Bell», как и многие другие журналисты, пали жертвой самого фигуранта расследования — Александра Железняка. Он не был пассивным объектом. Он был активным игроком, который систематически «втирался в доверие» к журналистам. Еще до расследования Каца «The Bell» публиковал о нем комплиментарные, но, как оказалось, ложные материалы, создавая ему образ невинной жертвы.

Ныне покойная Ирина Панкратова в этой истории — не злодей, а трагическая фигура, профессиональный журналист, которая поверила в предоставленные факты, которые идеально ложились на другие материалы того времени и дружбу Железняка с другими представителями отрасли. Однако даже её материал не содержит самой важной составляющей расследования, которое и является, собственно, расследованием. Там нет ничего про политическое крышевание. И мы не сможем уже никогда узнать у неё, как так получилось.

В итоге псевдоинститут репутации совершил гениальный ход. Он не смог проигнорировать тему, но смог подменить оригинал на безопасную, «безопасную» копию. Обществу был дан сигнал: да, финансовые махинации банкиров — это важная история, достойная премии. А вот политическая связь этих банкиров с ФБК — это лишь домыслы и конспирология Каца, недостойные внимания. Так, с помощью авторитетной премии, реальное расследование было маргинализировано, а его политическое ядро — уничтожено.

Присвоение чужих побед

Когда замолчать событие невозможно, его историю переписывают. Примером можно выделить акцию «Полдень против Путина» на выборах 2024 года. Идея была предложена Максимом Резником и месяцами продвигалась независимыми активистами и частично штабами кандидатов. В это время ключевые спикеры ФБК публично высказывались против этой стратегии или относились к ней скептически, продвигая мем «Не дадим себя посчитать».

Однако когда акция набрала популярность и по просьбе Резника была поддержана Алексеем Навальным из тюрьмы, ФБК резко изменили свою позицию. Они не просто присоединились к ней в самый последний момент, но и попытались агрессивно перехватить лидерство. А после выборов Леонид Волков без тени смущения заявил, что успех акции — это заслуга ФБК. Тактика проста: если твои собственные стратегии провалились, найди чужую успешную инициативу и задним числом объяви ее своей. Это позволяет не только скрыть собственную неэффективность, но и укрепить миф о том, что только ФБК является единственным центром принятия решений и организации протеста. Так называемая «Очередная Победа Штаба™».

Или вот из вчерашнего. Я позавчера глянул «Прослушку» Андрея Захарова, где он говорит, что зовет обсуждать расследования авторов. Расследование издания SOTA о делах на донатеров ФБК было, я напомню, в феврале. Но почему-то на материал SOTA он пригласил, с его слов, Давида Френкеля. Я задал вопрос редакции SOTA через бот связи - мне ответили, что их никто не приглашал… И вообще, причем тут вообще Френкель? Какое он вообще имеет отношение к расследованию SOTA?

Подавление диалога

Если оппонента не удается замолчать или дискредитировать, в ход идет прямое подавление. Любая попытка диалога или дискуссии по существу воспринимается как атака и встречает агрессивный отпор. Эта модель поведения является системной и проявлялась задолго до недавних конфликтов.

Так, всё то же издание SOTA, опубликовавшее расследование о VPN-схеме, а ранее об адвокате Дубограеве, было заклеймено Майклом Наки «помощниками Путина» и «вредителями». Вместо ответа — публичные оскорбления. Когда журналистка и издатель «Port media» Мария Лекух задала неудобные вопросы о связях с Дубограевым, чья фирма поставляет софт «палачам её бывшего мужа», Наки в ответ назвал ее «проституткой» и посоветовал «завалить пиздак». Наки, к слову, самый ярый «свидетель» и напоминатель важности «института репутации».

Эта нетерпимость к критике и нежелание вести диалог по существу — не случайность, а фирменный стиль. Он проявляется в систематических блокировках за критические комментарии на YouTube-каналах и в соцсетях лидеров «тусовочки», что фактически уничтожает любую возможность для обратной связи.

Избирательная историческая амнезия

Двойные стандарты и медийный гейткипинг — это фундамент и стены, на которых построен псевдоинститут репутации. А вот например миф о «Каце-раскольнике» — это одна из многочисленных деталей, которые дополняют и поддерживают эту конструкцию. Это самый старый, самый живучий и самый лживый нарратив, который «тусовочка» достает из архива каждый раз, когда ей нужно уничтожить политического конкурента. Последний конфликт вокруг объединения «Депутаты Мирной России» стал типичным примером того, как этот миф фабрикуется и используется в режиме реального времени.

Вечный компромат для «чужих»

Довольно показательным инструментом в арсенале псевдоинститута репутации еще является манипулятивное использование прошлых конфликтов. Яркий пример — постоянные отсылки к конфликту Максима Каца и Дмитрия Гудкова.

Сам по себе этот кейс — это классическая политическая драма, а не одностороннее злодеяние. Это была грустная история о провале перспективного проекта, вызванного столкновением двух сильных амбиций и абсолютно разных подходов к политической стратегии. Чтобы понять глубину манипуляции, достаточно вспомнить реальную, а не мифологизированную хронологию событий.

Все началось с оглушительного успеха их тандема на муниципальных выборах 2017 года. Проект «Объединенные демократы» был не просто акцией, а частью долгосрочной стратегии: избрать достаточное число депутатов для преодоления «муниципального фильтра» на выборах мэра Москвы 2018 года для Дмитрия Гудкова. Цель не была достигнута, и Гудков оказался в зависимости от выдвижения партией «Яблоко».

И здесь начинается центральный элемент манипуляции. История, которую вам рассказывают, гласит, что Гудков попал в безвыходный капкан. С одной стороны, его начальник штаба, Максим Кац, вел ожесточенную аппаратную войну с главой московского отделения Сергеем Митрохиным. Ну точнее наоборот, сам Митрохин развязал «войну против кацизма» и периодически демонстрировал собственные мэрские амбиции. По этой версии, Гудков был жертвой, зажатой между двух огней, и его уход в новый проект с Ксенией Собчак был прагматичным ходом политика, спасающего свою карьеру от неминуемого «кидка».

Однако эта версия о «безвыходной ситуации» работает, только если полностью игнорировать реальные политические факты. Гудков был не в капкане, а перед выбором, и его позиция была сильной.

Во-первых, партия готовилась провести открытые праймериз для определения кандидата — механизм, который позволял обойти аппаратные интриги Митрохина. Гудков, имея огромную поддержку, был абсолютным фаворитом этих праймериз, что косвенно подтверждается тем, что Митрохин их в итоге проиграл. Во-вторых, под Гудкова уже формировалась «большая боевая формация» — полноценный мэрский штаб.

В-третьих, что самое важное, в знаменитом посте, где Гудков жаловался на Каца, он публично дал обещание: «я не изменил планы добиваться выдвижения в мэры от „Яблока“».

Всего через шесть недель после этого обещания он дезавуировал собственные слова. Он отказался от борьбы на праймериз, бросил готовую команду и объявил о создании новой партии с Ксенией Собчак. Это был не вынужденный «план Б», а сознательный отказ от борьбы и нарушение данных обязательств, включая обещание поддерживать на президентских выборах Явлинского.

С точки зрения Максима Каца, это было предательством. Он отказался от общей стратегии, кинул команду и нарушил все договоренности. Это была позиция политтехнолога, для которого такой разворот — смертный грех.

Таким образом, это был не конфликт хорошего с плохим и не «трагедия неразрешимых обстоятельств». Это была история, где один политик отказался от реального, но сложного пути борьбы и нарушил обязательства, а второй расценил это как предательство.

Однако для «тусовочки» этот случай превратился в вечнозеленый компромат. Они намеренно игнорируют ключевые факты. Они вырывают из контекста только удобные для них цитаты, чтобы представить Гудкова жертвой, а Каца — единственным виновником развала.

Цель этой манипуляции — не разобраться в истории, а использовать старую, давно зажившую рану как инструмент для травли в настоящем. Это позволяет им, во-первых, избегать дискуссии по текущим, гораздо более неудобным для них темам (как связь с Дубограевым и Железняком, материальный гешефт от Волкова за толкание VPN). Во-вторых, это создает у аудитории ложное впечатление, что критическая позиция Каца сегодня — это не результат его принципов, а следствие его «склочного характера», который проявился еще тогда. Так прошлое становится оружием для дискредитации настоящего.

«Институт репутации» существует не для того, чтобы оценивать действия, а для того, чтобы назначать правых и виноватых в зависимости от их текущей лояльности «тусовочке». История, факты, последовательность — все это не имеет никакого значения. Важно лишь одно: кто на данный момент «свой», а кто «чужой». И пока эта система работает, любые попытки реального политического действия будут тонуть в созданных вручную скандалах.

Полная амнезия для «своих»

А теперь, чтобы увидеть этот механизм в действии с обратной стороны, посмотрим на тех, кому прошлое прощается полностью. Яркой фигурой, агрессивно продвигающей сегодня тезис о «Каце-раскольнике», является Максим Резник. И здесь псевдоинститут репутации демонстрирует свое главное свойство — способность полностью игнорировать прошлое своих «рукопожатных» членов.

Чтобы понять всю глубину лицемерия, достаточно вспомнить политическую карьеру самого Резника в петербургском «Яблоке» в десятых годах.

• В 2012 году, будучи главой отделения, Резник, по многочисленным свидетельствам и публикациям в СМИ того времени, договорился с властью о точечных фальсификациях на выборах в ЗАКС, чтобы обеспечить прохождение Галкиной и Нотяг вместо Амосова и Беляева.
• Чтобы удержать контроль над отделением и победить в борьбе с оппонентами, в партию массово записывали «мертвые души», среди которых позже обнаружились и члены «Единой России». Это было сделано для того, чтобы обеспечить себе большинство на партийных конференциях.
• Вся его карьера в «Яблоке» — это непрекращающаяся война на уничтожение с другими партийными кланами (группами Амосова, Кобринского), которая включала в себя взаимные обвинения, партийные чистки, срыв конференций и манипуляции с нормами представительства.

И вот человек с таким бэкграундом сегодня воспринимается внутри «тусовочки» одним из моральных арбитров. Он считается «рукопожатным». Ему дают слово на мероприятиях, организованных FRF, ФБК, его идеи реализуют. Его прошлое полностью амнистировано.

«Депутаты Мирной России»

Этот контраст между «вечным компроматом» для Каца и «полной амнезией» для Резника объясняет то, что происходит прямо сейчас. Последний конфликт вокруг объединения «Депутаты Мирной России» стал типичным примером того, как эта динамика фабрикуется в режиме реального времени.

Изначально это обычный оппозиционный проект — попытка объединить муниципальных депутатов с антивоенной позицией. Когда стало очевидно, что организация не может эффективно работать, а кроме того была признана нежелательной в России, логичным и ответственным шагом на мой взгляд было бы ее публично распустить во имя безопасности участников и их семей. Это был бы классический «вин-вин»: никакой Кац не смог бы «узурпировать» бренд, и не осталось бы площадки для ведения кампании «борьбы с кацизмом», а риски уголовных преседований бы значительно уменьшились.

Но этого не случилось. Конфликт был сознательно вынесен в публичное поле и доведен до абсурда Ольгой Галкиной, близкой соратницей Максима Резника, которая и опубликовала публичный донос. Она потребовала от Каца и других участников раскрыть полный список объединения, внезапно потребовала публичности от выглядящего полумертвым проекта.

Цель её поступка не особо очевидна. Это не была попытка добиться прозрачности. Но это была сознательная провокация, нацеленная на то, чтобы подставить людей, которые интересовались, платит ли Галкиной FRF, а заодно обвинить Каца в узурпации. Это буря в стакане ровном месте. Есть мнение, что вся эта грязная история была необходима Резнику и Галкиной для одной простой цели — иметь видимость представительства в политической организации, которая имеет «очень важный» статус для Кремля, чтобы претендовать на финансирование на западе.

Показателен и бэкграунд самой Галкиной. В конце 2021 года она демонстративно сдала свой мандат муниципального депутата в МО «Морской». Ситуация в совете была патовой: 5 мандатов было у «Единой России» и 5 — у оппозиционной команды, с которой шла Галкина. В пафосном посте она заявила о невозможности работать и призвала всех депутатов, включая своих соратников по фракции, сдать мандаты, чтобы разрешить «тупиковую ситуацию» через новые выборы.

Этот шаг был представлен как принципиальная позиция, однако сразу появились слухи, что Галкина уходит на оплачиваемую должность помощницы вице-спикера ЗакСа Марины Шишкиной, так как совмещать госслужбу и депутатский мандат запрещено. Слухи быстро подтвердились: уже через несколько дней Галкина официально заняла новую должность. Вместо того чтобы честно заявить о переходе на другую работу, она устроила публичное шоу с давлением на коллег, выставляя свой уход как моральный подвиг.

Своим всё можно

Обратных примеров, когда «своим» прощается все, тоже предостаточно. Взять, к примеру, Майкла Наки. Сегодня он один из самых «уважаемых» спикеров в «тусовке», чья репутация «кристально чиста». При этом «институт репутации» почему-то полностью игнорирует тот факт, что Наки много лет был не просто сотрудником «Эха Москвы», а заместителем главного редактора [Прим. ред. Исправлено в 15:20 как ошибочное] вел авторскую рубрику «Детская площадка Майкла Наки» в журнале «Дилетант» Алексея Венедиктова, приложившись также ко многим выпускам «Моего района».

Именно этот проект находится в центре одного из громких попыток мести ФБК, выпущенного после того, как Венедиктов поднял тему Железняка. Согласно ему, структуры Венедиктова получили от мэрии Москвы Сергея Собянина сотни миллионов рублей на издание журналов «Мой район». Эти деньги обозначались «грязными» — платой за лояльность Венедиктова и продвижение им ключевых проектов мэрии, вроде электронного голосования. За это сотрудничество с властью Венедиктов был объявлен для «тусовочки» одной из самых токсичных и нерукопожатных фигур.

Однако на репутацию Майкла Наки, который напрямую работал над проектом, получавшим это финансирование, данный факт никак не влияет. Грязь с Венедиктова, которого клеймят за каждый полученный от мэрии рубль, на него почему-то не переносится. Никто не требует от Наки объяснений или покаяния за годы работы на проекте, который существовал на «собянинские деньги». Почему? Потому что сегодня он — «свой». Его текущая правильная позиция полностью аннулирует любые неудобные факты из прошлого. Для «чужих» же, как показывает пример Каца, даже давно зажившие раны будут расковыривать вечно.

Монополия на поражение

Чтобы понять, почему псевдоинститут репутации работает именно так — цинично, жестоко и иррационально с точки зрения общей борьбы, нужно перестать рассматривать его как результат личных обид или плохого характера. Это не просто набор скандалов. Это — симптомы работы отлаженной модели выживания в замкнутой среде.

В этой искусственной экосистеме, оторванной от реальной российской политики и ее избирателей, идет борьба не за голоса на выборах, а за три других, гораздо более дефицитных ресурса: внимание (медийный охват), легитимность (моральное право говорить от имени всей оппозиции) и, как следствие, деньги (донаты и гранты). И псевдоинститут репутации является главным инструментом в этой беспощадной конкурентной борьбе.

Ресурсы и их распределение

В оппозиции в изгнании сформировалось два принципиально разных типа финансовых моделей.

Первая модель — институциональная, или «грантовая». К ней относятся структуры вроде ФБК, Медиазоны. Их бюджет в значительной степени зависит от крупных институциональных доноров и западных фондов, поддерживающих демократию и независимую журналистику. Раньше ключевыми игроками на этом поле были такие фигуры, как Евгения Альбац с её фондом, и Владимир Кара-Мурза, вице-президент Free Russia Foundation. Выживание таких медиа напрямую зависит от способности доказывать фондам свою эффективность, уникальность и легитимность.

Вторая модель — публичная, или «краудфандинговая». Как вы уже догадались, ярким представителем такой модели является Максим Кац. Его деятельность финансируется в основном за счет рекламных интеграций, донатов от широкой аудитории, а также личных средств. Он не зависит от грантов и не участвует в конкуренции за них.

Это различие делает конфликт весьма ожесточенным. Для «грантовой» оппозиции появление сильного и независимого игрока, работающего по «краудфандинговой» модели, представляет экзистенциальную угрозу. Он не просто оттягивает на себя внимание аудитории — он своей успешной работой доказывает, что можно быть эффективным и без доступа к институциональным деньгам, тем самым обесценивая уникальность «грантовиков» в глазах и аудитории, и фондов.

Гера, привет! Донатьте Гере!

Когда «тусовочка» «уничтожает» репутацию Каца, это не просто личная неприязнь. Это — стратегия. Обвиняя его в «токсичности», они посылают сигнал не столько фондам, сколько аудитории донаторов: «Не давайте ему денег, не пожимайте ему руку. Он — вредный элемент. Единственные и правильные — это мы», хотя поитогу реальные получатели сигнала остаются в основном в рамках всё той же «тусовки». Ведь обычный зритель всё чаще голосует рублём. И явно не в пользу первых.

Избирательность атак

Избирательность псевдоинститута репутации так же поражает. Например всё тот же Владимир Кара-Мурза, который является близким другом Леонида Невзлина (гораздо более близким, чем Михаил Ходорковский), никогда не подвергался атакам со стороны ФБК по этому поводу. Одно только это доказывает, что «связь с Невзлиным» — это не реальная претензия, а лишь ярлык, который навешивают на тех, кого нужно уничтожить в данный момент. На Кара-Мурзу не нападают, потому что он не является прямым конкурентом за внимание и донаты в той же нише, что и ФБК. Если что, половина «тусовки» в свое время так или иначе получал деньги Невзлина, а некоторые еще и радостно смотрели ему в рот. И ничего, всё забылось.

Медиа-картель

Контроль над вниманием — это контроль над вторым ключевым ресурсом, который напрямую конвертируется в донаты. Информационная блокада расследования Каца и синхронная поддержка расследований ФБК — это не просто редакционная политика. Это — работа своего рода картеля по удержанию монополии на внимание. Признавая расследование Каца качественным и важным, «независимые» медиа создали бы альтернативный центр притяжения внимания.

Гораздо безопаснее подменить оригинал на кастрированную, «безопасную» копию от «The Bell», наградив ее премией. Так система решает сразу две задачи: и тему закрывает, и монополию на «правильную» журналистику сохраняет.

Легитимность – главный актив

Главный актив ФБК после смерти Алексея Навального — это его имя, его наследие. Это — их основной источник легитимности. Любой, кто ставит под сомнение их действия, автоматически обвиняется в «атаке на наследие Навального». Этот прием используется для того, чтобы пресечь любую критику и сохранить за собой эксклюзивное право говорить от имени погибшего лидера. Это не моральная позиция. Это — защита бренда, который является их главным нематериальным активом, конвертируемым и во внимание, и в деньги.

Симуляция Борьбы

В конечном счете, эта система порождает симуляцию политической деятельности. Ее конечным продуктом является не реальное политическое изменение в России, а производство контента (расследований, форумов, твитов, скандалов), который убеждает внешних доноров и внутреннюю аудиторию в том, что борьба ведется, и ведется она единственно верным способом.

Эффективность этой борьбы измеряется не влиянием на ситуацию в России, а способностью уничтожить внутреннего конкурента и удержать монополию на ресурсы. В этой извращенной логике победа над Кацем становится важнее, чем победа над Путиным.

«Институт репутации» в этой системе — это не просто сломанный механизм. Это — ключевой элемент бизнес-модели, которая обеспечивает выживание организаций в изгнании, но гарантирует их стратегическое поражение. Он создает идеальные условия для бесконечного воспроизводства конфликтов, вымывает из движения всех, кто способен к компромиссу и созиданию, и оставляет после себя выжженное поле, на котором царит апатия.

Заключение

«Институт репутации» в российской оппозиции — это фикция.

Борьба за «Прекрасную Россию Будущего» была трагически подменена борьбой за контроль над ее руинами еще до того, как она была построена. Мы наблюдаем хроническое моральное банкротство, которое ошибочно принимают за политическую борьбу. У этой борьбе нет цели победить. Её цель — бесконечно продолжаться, уничтожая любых конкурентов и сохраняя монополию на сам процесс поражения. Кремлю поитогу даже стараться не нужно.

«Институт репутации» всё сделает сам.