Есть особый вид лжи — ложь, обернутая в заботу. Она подается под соусом «беспокойства о здоровье нации» и апеллирует не к разуму, а к первобытному страху, особенно страху родителя за своего ребенка. Именно этот инструмент и был развернут на недавней пресс-конференции администрации Трампа, где министр здравоохранения Роберт Ф. Кеннеди-младший представил общественности «обвинительное заключение».
В центре него — шокирующий нарратив, подкрепленный официальным пресс-релизом Министерства здравоохранения (HHS).
Улика №1: Сфабрикованная «эпидемия».
Нам заявляют о «катастрофическом» росте числа диагнозов «аутизм» (РАС) — с 1 на 10 000 до 1 на 31 ребенка. Цифры, брошенные в лицо публике, призваны вызвать панику и требование немедленных действий. «Стремительный рост аутизма, — вещает Кеннеди, — является одним из самых тревожных событий в истории общественного здравоохранения».
Звучит вроде убедительно. Даже страшно. Ровно до тех пор, пока вы не открываете первую же страницу любого серьезного эпидемиологического отчета за последние 20 лет. И там вы обнаруживаете, что основная часть этого «стремительного роста» — не биологическая эпидемия, а статистический артефакт. Он объясняется двумя прозрачными и давно известными науке факторами:
Диагностическое замещение. Состояния, которые десятилетиями классифицировались как «умственная отсталость» (intellectual disability) или даже «детская шизофрения», сегодня корректно диагностируются в США как расстройства аутистического спектра. Врачи стали лучше разбираться в проблеме. Изменилось не количество пациентов, а название диагноза в их медицинских картах. Графики неумолимы: кривая диагнозов «умственная отсталость» падает почти зеркально тому, как растет кривая диагнозов РАС.
Расширение диагностических критериев. Диагностические руководства (DSM) со временем значительно расширили само определение аутизма. В спектр попали более легкие формы, которые раньше просто списывали на «странности характера». Это прекрасно видно по данным: с 2000 по 2016 год распространенность неглубокого аутизма (не требующего постоянного ухода) выросла в разы, тогда как распространенность глубокого аутизма — гораздо скромнее.
Улика №2: Статистику пытали, пока она не созналась.
Чтобы продать публике идею о том, что «эпидемию» вызывает некий новый внешний фактор (Тайленол, он же Ацетаминофен, он же Парацетомол), создателям этого нарратива нужно было доказать, что растет именно число тяжелых случаев аутизма. Почему? И вот в пресс-релизе HHS появляется ключевая фраза, которая должна была стать их главным козырем:
«Процент случаев РАС с более высоким IQ (>85) неуклонно снижался за последние шесть отчетов… Почти две трети детей с РАС… имели либо тяжелую, либо пограничную умственную отсталость».
Это заявление — ложь. Оно не просто противоречит научным данным, оно противоречит элементарной логике. Если вы расширяете диагностические критерии и начинаете включать в статистику более легкие случаи (людей, которые раньше считались просто «необщительными»), то средний IQ в вашей выборке должен расти, а не падать.
Так как же они получили нужный им результат?
Ответ был найден после скрупулезного анализа методологии отчетов ADDM (Autism and Developmental Disabilities Monitoring), на которые ссылается HHS. Оказалось, что фокус кроется не в том, что считали, а в том, как считали.
- Проблема неполных данных: Процент детей с тем или иным IQ рассчитывается только для тех, кого вообще протестировали. В отчетах всегда была огромная доля детей без данных об IQ.
- Изменение правил игры: Изначально в отчеты включали данные только с тех площадок, где IQ был измерен у подавляющего большинства детей (почти 90%). Это давало относительно объективную картину.
- Искусственное смещение выборки: Но со временем правила смягчили. В статистику стали попадать данные с площадок, где IQ измеряли лишь у небольшой части детей. А теперь главный вопрос: кого на таких площадках тестируют в первую очередь? Правильно, самых тяжелых. Тех, кто не говорит, у кого очевидные нарушения, кому срочно нужна помощь и ресурсы. Дети с сохранным интеллектом, которые справляются в обычной школе, в эту выборку просто не попадали.
В результате в общую статистику хлынул поток данных, непропорционально перегруженный тяжелыми случаями. Процент детей с низким IQ казался растущим не потому, что их становилось больше в реальности, а потому, что изменился сам способ подсчета. Они начали сравнивать теплое с мягким, выдавая методологический артефакт за реальную тенденцию.
Хэнк Грин называет это термином «адвокатская чушь». Это не научный поиск истины. Это адвокация. Это сознательный подбор единственного набора данных, который, будучи некорректно интерпретирован, подтверждает заранее заготовленный вывод. Цель — не информировать, а «убедить присяжных». Или, в данном случае, все население страны.
Итак, «эпидемия» сфабрикована. Рост «тяжелых случаев» — результат статистической уловки. Переходим к «главному обвиняемому».
Улика №3: Дымовая завеса.
Тут я должен сделать оговорку чтобы избежать недопонимания: Тайленол (парацетомол, ацетаминофен) — не витаминка. Это серьезный препарат с доказанными рисками, главный из которых — токсическое поражение печени при передозировке. Ни один здравомыслящий человек не будет призывать есть его без причины.
И именно поэтому развернутая кампания по приписыванию ему вымышленных рисков выглядит почти преступно. У нас есть сфабрикованная «эпидемия» сложного состояния, которое пугает будущих родителей до глубины души. Эта область неопределенности и страха — идеальная питательная среда для теорий заговора. От неизвестности очень легко назначить виновным что-то простое и понятное. Например, одну таблетку.
Администрация Трампа указывает пальцем на таблетку Тайленола. Их «доказательства»? Ссылка на ряд наблюдательных исследований, которые действительно находят корреляцию между приемом препарата во время беременности и риском РАС у ребенка. Корреляцию!
Корреляция не означает причинно-следственную связь. Это азы научной грамотности, которые администрация Трампа, похоже, сознательно игнорирует. Их аргументация страдает от одного фундаментального когнитивного искажения (bias), известного как «смешение факторов, обусловленных показаниями» (confounding by indication).
Говоря простым языком: женщины принимают жаропонижающее (Тайленол) потому что у них есть причина это делать — лихорадка, боль, воспаление, инфекция. Именно эта причина, а не лекарство, которое борется с ее симптомами, и является настоящим, установленным и вполне исследованным фактором риска.
Реальный подозреваемый — воспаления. Существует огромный массив данных, связывающих риск нарушений нейроразвития у плода с материнской инфекцией и воспалением во время беременности. Классический пример — эпидемия краснухи в 1960-х, после которой до 13% детей инфицированных матерей получали диагноз «аутизм». В своем разборе этой темы, психиатр Алок Каноджиа (Dr. K) приводит разъясняющий пример: если корреляция потенциального риска от приема парацетамола составляет около 20%, то риск, ассоциированный с перенесенной респираторной инфекцией (той самой, от которой и пьют жаропонижающее) — 264%. Это разница более чем в 10 раз.
Парацетамол — это единственное широко доступное жаропонижающее, рекомендованное беременным для борьбы с лихорадкой. Лихорадкой, которая, в отличие от бездоказанных теорий, имеет вполне реальные, подтвержденные риски для плода — от пороков развития нервной трубки и сердца до выкидыша. Обвинять препарат, который снижает этот риск, в том, что он его вызывает, — это как минимум идиотизм, а как максимум — осознанная интеллектуальная нечистоплотность.
Алиби — исследования на братьях и сестрах. Как отделить влияние лекарства от влияния болезни? Ученые берут огромные массивы данных и сравнивают родных братьев и сестер, рожденных одной матерью. В этом случае генетические и большинство средовых факторов — одинаковы. Если женщина принимала парацетамол во время одной беременности и не принимала во время другой, можно увидеть чистый эффект самого препарата. И эти исследования показывают, что нет никакой различий в полученной оценке риска аутизма. Вообще. Весь тот «повышенный риск», который видели в более простых исследованиях, на самом деле был связан не с лекарством, а с общими семейными факторами — будь то генетика или предрасположенность к тем самым болезням, от которых парацетамол и частично помогает.
Любой честный ученый, взглянув на эти данные, понял бы сразу всю суть происходящего.
Но цель этого шоу — не поиск истины.
Пока общественное внимание приковано к фантомной угрозе, настоящие, подтвержденные факторы риска не озвучиваются. А это и возраст родителей (риск РАС на 55% выше у отцов старше 40), и хронические заболевания матери вроде диабета, и преждевременные роды.
Если научные данные настолько однозначны, то зачем все это? Какова конечная цель этого спектакля?
Зачем разворачивать столь сложную и рискованную кампанию по дискредитации безопасного лекарства, рискуя здоровьем беременных женщин, которых теперь, видимо, будут убеждать «перетерпеть» опасную для плода температуру?
Обвиняемый: Коррупция, прикрытая заботой о нации.
Ответ, на мой взгляд, лежит на поверхности. И чтобы его увидеть, достаточно просто знать, на чем Роберт Ф. Кеннеди-младший построил всю свою публичную карьеру. Его modus operandi десятилетиями был одним и тем же: взять сложную медицинскую проблему, найти в ней одного простого «виновника» (чаще всего — вакцины), создать вокруг него моральную панику, а затем монетизировать этот страх. За свою карьеру он получил миллионы долларов в виде зарплаты, гонораров за книги и, что особенно важно, судебных отчислений. Например, с 2022 года он заработал около 2,5 миллионов долларов в виде гонораров за привлечение клиентов для юридической фирмы, которая судится с производителем вакцин Merck.
Шаг первый: Дискредитировать конкурента.
Чтобы понять, насколько высоки ставки, нужно знать: в США против производителей и ритейлеров Тайленола развернута масштабная юридическая кампания. Это не пара случайных исков, это так называемое MDL (Multi-district litigation) — сотни судебных дел со всей страны, объединенные в одно гигантское производство. В рамках этого MDL было подано более 440 исков, а потенциальное число истцов, ожидавших своего часа, превышало 100 000. На кону стоят миллиарды. И для победы в таком деле истцам кровь из носу нужен «научный» таран, который пробьет оборону ответчиков.
И вот, «совершенно случайно», такой таран появляется. Ключевым «научным» документом, на который опирается Кеннеди-младший, является исследование Didier Prada et al. (2025). И если мы заглянем в раздел «конфликт интересов» этой публикации, мы обнаружим там, что ведущий автор, Dr. Andrea Baccarelli, черным по белому декларирует, что он «выступал в качестве эксперта-свидетеля со стороны истца в судебных процессах, касающихся использования препарата во время беременности». Известно также, что Баккарелли обсуждал свое исследование с Робертом Ф. Кеннеди-младшим по телефону незадолго до официальных заявлений на пресс-конференции в Белом доме.
Давайте я переведу это с юридического на человеческий. Человек, чье исследование стало главным тараном в атаке на Тайленол, получал деньги от юристов, которые судились с производителями Тайленола. Его работа — это не беспристрастный научный поиск. Это, по сути, заранее подготовленный аргумент для суда, оплаченный одной из сторон конфликта. Настолько очевидно, что федеральный судья Дениз Л. Кот полностью отклонила показания Баккарелли в судебном процессе против производителя «Тайленола», компании Johnson & Johnson, из-за отсутствия достаточных научных доказательств. В своем решении судья Кот написала, что Баккарелли «выборочно подбирал и искажал результаты исследований, а также отказывался признавать роль генетики в этиологии» расстройств аутистического спектра или СДВГ. Судья также охарактеризовала его показания как «тревожные и проблематичные», отметив, что он «не был квалифицирован для некоторых из своих выводов». За свою работу в качестве эксперта-свидетеля со стороны истцов Баккарелли получил тогда не менее 150 000 долларов.
Атака на бренд, а не на вещество
Но есть одна деталь, которая прямо подтверждает, что вся эта кампания — юридическая стратегия.
Действующее вещество, о котором идет речь, — ацетаминофен (парацетамол). Его под разными названиями продают десятки компаний. В США это не только Тайленол, но и Panadol, и бесчисленные дженерики под марками аптечных сетей вроде CVS Health или Walgreens. Они химически идентичны.
Однако вся риторика администрации Трампа, заголовки в прессе, и, что самое главное, все судебные иски — направлены на один-единственный бренд: Тайленол. Если бы речь шла о реальной угрозе для здоровья, предупреждение касалось бы вещества, а не торговой марки. Минздрав был бы обязан предупреждать: «Внимание, беременные! Избегайте ацетаминофена!», перечисляя все препараты, где он содержится. Но этого не происходит. Фокус на бренде, а не на веществе, показывает: цель — не борьба с аутизмом, а поддержка конкретного выгодоприобретателя в судах.
Шаг второй: Продвинуть свой продукт.
Параллельно с демонизацией Тайленола происходит еще кое что интересное. Роберт Ф. Кеннеди-младший начинает активно продвигать лейковорин (фолиновую кислоту) как «первый признанный FDA путь лечения аутизма».
Однако в собственном пресс-релизе администрация признает, что лейковорин «не является лекарством от РАС и может привести к улучшению только речевых дефицитов у подгруппы детей». Научное сообщество отреагировало немедленно. Коалиция из более чем 260 ведущих исследователей аутизма заявила, что данные не подтверждают ни вред Тайленола, ни эффективность лейковорина как «проверенного метода лечения». Другие эксперты назвали доказательства «слабыми», основанными на «небольших исследованиях, которым не хватает независимого воспроизведения».
Складываем два и два… Государственная машина используется для того, чтобы уничтожить репутацию дешевого, доступного и относительно безопасного лекарства, построив «медицинскую» линию атаки против производителя в судах. Создать дополнительно спрос на другую чудо-таблетку. И в этот самый момент тут же анонсируется «инновационная» и, очевидно, гораздо более дорогая альтернатива. Сообщалось, что незадолго до этих событий исследователи, продвигавшие собственную очищенную версию лейковорина, активно лоббировали свою работу в администрации Трампа, отмечая, что у них «много инвесторов, которые в восторге от препарата.
Налицо все признаки коррупции в чистом виде. Это подмена науки политическими играми и финансовыми интересами. И самое страшное в этой истории — не то, что они лгут. А то, что эта ложь, прикрытая заботой, заставит реальных людей принимать опасные для их здоровья решения. И это тот ущерб, который нельзя будет измерить никакими деньгами.
Приговор: казнь здравого смысла
Каждое действие рождает противодействие. И на волну сфабрикованной паники, предсказуемо, поднялась волна отрицания методом публичного перформанса. Социальные сети наводнили ролики, где беременные женщины, глядя в камеру, демонстративно глотают таблетки Тайленола. Этот жест, задуманный как акт неповиновения и защиты науки, на деле является зеркальным отражением той самой глупости, с которой он пытается бороться.
Опровергая ложь о связи Тайленола с аутизмом, я не утверждаю, что это безобидная мятная пастилка. Это фундаментальная ошибка бинарного мышления, в ловушку которого попали и паникеры, и их оппоненты: если что-то не является абсолютным злом, оно должно быть абсолютным благом. Но реальный мир и настоящая наука так не работают.
Парацетамол — это серьезное химическое соединение. Его главный и хорошо изученный риск — токсическое поражение печени при превышении дозы. Разница между терапевтической и токсической дозой у него не так велика, как у многих других лекарств. Именно поэтому врачи всегда настаивают на строгом соблюдении дозировки.
Решение о его приеме во время беременности — это классический пример взвешивания рисков. На одной чаше весов — потенциальный, но управляемый риск самого препарата. На другой — реальный, доказанный и куда более страшный риск последствий высокой температуры и тяжелой инфекции для развития мозга плода. Научный консенсус говорит однозначно: вторая чаша перевешивает. Лекарство принимают, потому что бездействие опаснее.
Превращать этот сложный медицинский расчет в TikTok-челлендж — значит совершать ту же гадость, что и Трамп с Кеннеди: подменять научную дискуссию балаганом. Это инфантильный бунт, попытка ответить на ложь не фактами, а безрассудством. И в этом сражении двух примитивных крайностей проигрывает только одно — общественное здоровье.
Посмотрите разбор этой пресс-конференции от популярного медицинского блогера, доктора Майка Варшавского. В его лице можно увидеть не просто несогласие, а экзистенциальную усталость всего профессионального сообщества. Он вынужден терпеливо разжевывать своей многомиллионной аудитории азы научной грамотности — причинно-следственные связи и корреляции, реальные риски лихорадки, суть исследований — потому что государство в лице его высших чиновников от этой функции отказалось и само стало главным источником дезинформации и недоверия к науке как к таковой (и дело тут не только в Трампе, при Байдене было так же). Когда доказательная медицина вынуждена оправдываться перед лозунгами, когда врачи становятся заложниками политического балагана, — выигрывают только те, кто этот балаган срежиссировал.
Апелляция: Забыли про людей
В конечном счете все это сводится не к графикам и ссылкам на исследования, а к одной простой сцене:
Два часа ночи. Температура 39.2. Беременную женщину трясет озноб, но настоящий холод бежит по спине — от ужаса. Врачи говорят: лихорадка в первом триместре может вызвать пороки развития мозга и сердца. Но интернет и новости шепчут: Тайленол, единственное разрешенное ей сейчас лекарство, может быть связан с аутизмом. В ее руке крошечная таблетка, которая стала воплощением невозможного выбора: спасти ребенка от известной опасности сегодня, рискуя столкнуться с неизвестной завтра? В ее голове борются два страха: страх перед реальной болезнью и страх перед лекарством, искусственно созданный теми, кто должен был ее защищать.
Вот он — настоящий, самый страшный побочный эффект этой истории. Паралич воли и разума, навязанный миллионам людей ради коррупционных денег.
Это история о том, как политики и манипуляторы эксплуатируют естественное желание найти простые ответы на сложные вопросы. Им не нужна наука с ее «вероятно», «коррелирует, но не вызывает» и «требует взвешивания рисков». Им нужен враг, суд и приговор.
Если общество не выработает иммунитет к этой интеллектуальной отраве, если не научится отличать анализ от паники, а заботу — от ее циничной имитации, такие истории будут повторяться снова и снова. Меняться будут только названия пугалок.